Мы последовали за ним, пройдя вдоль монументальных колонн, искусно выложенных мрамором, ампирные орнаменты которых темно сверкали под солнечными лучами. Вошли в холл, заливающийся светом из высоких окон, где роскошные карнизы и лепнина создавали атмосферу величия и строгости.
Павел Исаакович, уверенно расправив плечи, сразу обратил на себя внимание дежурного офицера. Мы замерли в ожидании, пока дядя, вёл с ним одним им понятный диалог. Вскоре офицер снова заговорил:
— Ожидайте здесь, ваши высокоблагородия, насчёт вас у меня было отдельное распоряжение.
Угу. Стоим. Ждём.
Офицер куда-то пропал, а в этот момент из боковой двери вышел прихрамывающий генерал с тростью и уставился на нас.
Вернее, не на нас, а на дядю.
— Ганнибал? Павел Исаакович? Голубчик! Ты ли это?
— Яков Васильевич? — узнал дядя повстречавшегося офицера и повеселел,– Вот уж не ожидал Вас встретить в Царском селе. Какими судьбами, Ваше Превосходительство?
— Вроде служу я здесь нынче, — пожал генерал плечами,– Считай, с февраля месяца управляющим Царскосельским дворцовым управлением назначен.
Ого, какая должность! Не помню я такого генерала в Царском селе. Да и память предшественника ничего не подсказывает. Может, он хорошо скрывался?
Слуги проводили нас до гостевых покоев.
Должен отметить, что даже здесь, в императорском дворце, апартаменты для гостей достаточно скромные. Этакий полуторакомнатный полулюкс, с сортиром и помывочной в коридоре. Скромненько монархи живут, невзирая на напыщенный внешний вид зданий.
Я зашёл в предложенные мне комнаты и огляделся. Всё довольно простенько, но общий фон внушает.
Прикосновение к этим стенам напоминало мне о великой истории и о высоких идеалах, окружавших дворцовую жизнь. В этом контексте излишняя роскошь выглядела бы пародией на саму себя.
Шторы, хоть и оказались из благородного тёмного бархата, казалось были совершенно забыты, собранные в нитяные складки, как будто никто не желал восхищаться ими.
На маленьком столике из светлого дерева тускло поблёскивали два кованых подсвечника, казавшихся более уместными в крестьянском доме, чем в интерьере дворца.
Даже картина на стене, изображавшая завораживающий пейзаж с горными лугами, невольно напоминала о горьком противоречии между нарисованным великолепием и местной простотой.
— Это императорское великолепие и на турецкие три звезды не тянет, — подвёл я итог осмотра, недовольно морщась, — В плюсах лишь квадратные метры и перины, а в минусе — бытовые удобства и отсутствие симпатичных горничных.
Последнее задевало. С Аглаей толком не успел попрощаться. Как-то всё у нас наспех и скомкано получилось. Даже вспоминать не хочется.
Я посмотрел на загорающиеся окна Лицея и подумал: «Как же всё просто у школяров — накормят, напоят и спать уложат. А тут крутись, как хочешь и никогда не узнаешь, что тебе следующий день принесёт.»
В гости что ли сходить? Нужно всего лишь подняться на третий этаж и пройти по коридору.
Вот только зачем? Меня уже в Лицее если не забыли, то точно из всех раскладов списали. Там теперь другие лидеры и веяния. Не хочу оказаться смешным и лишним.
Я вступаю в новую жизнь. И это только лишь первый решительный шаг.
Из интересного на АТ:
Переродился ребёнком, и постоянно попадал в иллюзорные барьеры, где каждый раз меня жестоко убивали. Я не сдался и вырос, сохранив рассудок, превратив это в свою силу
https://author.today/work/362029
Глава 21
Можно сколь угодно долго говорить и спорить о нравах и традициях, царящих в Екатерининском Дворце, но дураков здесь точно нет. По крайней мере, я не успел таковых заметить. Не успели мы позавтракать и собраться в покоях, которые были выделены деду, как пожаловал дядин знакомый, генерал Захаржевский, в сопровождении молодого офицера:
— Позвольте представить, милостивые судари, адъютанта князя Волконского, штаб-ротмистра Сергея Григорьевича Строганова. Из вчерашнего разговора с Павлом Исааковичем, — посмотрел Яков Васильевич на моего дядю,– я понял, что вы желаете продемонстрировать Его Императорскому Величеству некие картины. Думаю, что лучше всего холсты вставить в рамы, коих в моём хозяйстве без счёту. Так как сам я в изобразительном искусстве мало понимаю, то позволил себе обратиться к Сергею Григорьевичу, который по долгу службы сегодня оказался в Большом Дворце. Зная о штаб-ротмистре, как о большом любителе и знатоке живописи, я позволил себе обратиться к нему за советом в выборе рам и дальнейшем представлении картин Его Императорскому Величеству в выгодном для вас свете.
Строганов. Знакомая фамилия. Почему-то у меня эта фамилия с Уралом ассоциируется. Или там Демидовы были? А ещё помню, что в моём мире какой-то московский универ эту фамилию носит, но попробуй разберись в честь кого из Строгановых он назван. У меня порой при упоминании какой-либо именитой фамилии складывается мнение, что Российская Империя скукожилась до размеров небольшой Санты-Барбары из одноимённого сериала. Назови, к примеру, фамилию Голицын, а потом объясняй, кого именно ты имел в виду — их в одном только Санкт-Петербурге больше чем дюжина наберётся, и один именитей другого.
Как бы то ни было, но холсты у нас забрали, пообещав обрамить их в ближайшие два-три часа, после чего можно будет выбирать место для экспозиции. Тут мы с дедом немного подискутировали: я предлагал провести презентацию в рабочем кабинете Его Величества, а Пётр Абрамович настаивал на Тронном зале и не меньше.
Точку в споре поставил генерал Захаржевский:
— Милостивые судари, в кабинет Его Императорского Величества вход посторонним запрещён, а Тронный зал слишком громоздок для предполагаемой экспозиции. Самый лучший вариант — это выставить холсты в Картинном зале.
А ведь, правда. Как я мог забыть о Парадном Картинном зале. Лично я его никогда не посещал, но предшественник и его одноклассники, благодаря учителю рисования Сергею Гавриловичу Чирикову, провели не один час в этой галерее. Интересное место, нужно сказать. В зале мало того, что каждая картина баснословных денег стоит, так они ещё, обрамлённые в позолоченные багеты, невзирая на размеры и сюжеты образуют единое разножанровое полотно. Такие своеобразные дорогие обои на каждой стене, что глаза разбегаются.
Что можно ответить на предложение генерала? Яков Васильевич хозяин во дворце и прилегающих окрестностях, ему виднее. Сказал: «Все в сад», то есть в зал — все и пошли, включая штаб-ротмистра. Я от экскурсии отказался, сославшись на то, что в каждом доступном помещении дворца бывал не раз. Вместо похода по достопримечательностям я решил заняться рисованием, для чего попросил генерала прислать в моё временное пристанище пару-тройку листов белого картона и несколько простых карандашей.
— Стыдно не знать основателя Императорского Строгановского художественно-промышленного училища, — выговаривал мне Виктор Иванович, когда я дорисовывал вид с кормы на затонувшую «Фрау Марию».
— А когда он открыл это училище? — поинтересовался я у тульпы, не отрывая взгляд от рисунка.
— В восемьсот двадцать пятом году.
— Тогда почему я должен знать этого штаб-ротмистра, если он ещё ничего выдающегося не сделал? Из-за фамилии? Этих Строгановых по России пруд пруди. Мне, например, по роду деятельности известен Григорий Александрович Строганов, который в начале века был послом в Мадриде, а затем в Швеции.
— Так это же сын и отец, — изумился Иванович моей, по его мнению, безграмотности.
— И что из этого? Почему мне должно быть стыдно, если я не знаю, кто чей сын, дядя или основатель какой-то рисовальной школы? У меня своей родни выше крыши. Лучше помоги мне флейт дорисовать. Напоминай детали, которые я упустил.
— Давно бы уже фотоаппарат сделал, — обиженно проворчал тульпа и принялся рассматривать мои художества.